Дремлет притихший северный город,

Низкое небо над головой...
Что тебе снится, крейсер "Аврора",
В час, когда утро встает над Невой?

Может, ты снова в тучах мохнатых
Вспышки орудий видишь вдали?
Или, как прежде, в черных бушлатах
Грозно шагают твои патрули?

Волны крутые, штормы седые -
Доля такая у кораблей!
Судьбы их тоже чем-то похожи,
Чем-то похожи на судьбы людей.

Ветром соленым дышат просторы,
Молнии крестят мрак грозовой...
Что тебе снится, крейсер "Аврора",
В час, когда утро встает над Невой?

М.Матусовский
"Крейсер "Аврора"
1973

Сына прекрасно родить, чтобы в танке сгорел за свободные, блядь, их таланты,

за страшную их красоту, писанину фигни философской, за пафос и пифос,
за их озарения, блядь, по части кампаний военных, трофеев и пленных,
зажариться в танке - за нефть и за банки, за скотские пьянки элиты,
за, блядь, их оргазмы, фантазмы, харизмы, маразмы, туризмы - полечь на гражданке,
о, счастье, об этом я круглые сутки мечтала еще в эсэсэре!
Дитя, торопись, а не то умереть опоздаешь за их процветанье, -
уже не хватает гробов, чтобы все улеглись, пострелявшись за их интересы,
за их клептоманию, блядь, графоманию, премии, мумии, феню, конгрессы,
за эти мозги элитарные, тарные зги живоглотских династий,
за яйца - блядь, Фаберже, за бутик, за антик, за раскрутку, блядь, фракций и фрикций,
мальчик, пись-пись, торопись превратиться в обрубок, в огарок, в придурка!..
Как можно отсюда бежать, если надо рожать воеванцев, а, блядь, не засранцев,
которые мчатся на запад, спасая детей, как большую там, блядь, драгоценность?..
К себе я полна отвращенья, блядь, нет мне прощенья - что плоть не мужчинья,
что, блядь, не сражаюсь и не разрожаюсь пять раз в пятилетку и чаще, -
лет бы с пяти посылать бы детей воевать за такую огромную гениев стаю,
которая, блядь, завелась и творит, блядь, свою чумовую шекспирню, кафказню,
дворец содроганий, - а что мне тут шляться с единственной жизнью?..

Юнна Мориц
"Античное"
1995

Золотистого меда струя из бутылки текла

Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем,— и через плечо поглядела.

Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки,— идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни:
Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.

После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.

Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке:
В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.

Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала,
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,—
Не Елена — другая — как долго она вышивала?

Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

Осип Мандельштам
1917

Вот звенящие пчелы, лоскут домотканого сада,

Проплывает арба - на ухабах скрипит колесо,
Тетя Галя - Гульнара стоит над своим виноградом,
И немного качается стрелочка синих весов.
В полудневной жаре ни гостей, ни дымков папиросных,
Загустели минуты и ходиков стрелки слепляют -
Не бегут, а текут, точно в меде увязшие осы,
Через край трехлитровых бидонов с отбитой эмалью.
Мерно капает день из витого вспотевшего крана,
И выходит собака вздремнуть на златое крыльцо,
И мальчишка, застывший над томиком О. Мандельштама,
Улыбнется и в книгу, как в воду, опустит лицо.

Ната Сучкова
2010

Две женщины поженились и родили Сима.

Решили, чтобы он вырос как настоящий мальчик,
когда-нибудь сам родил Арфаксада, тот бы родил Салу, а тот бы родил Евера,
и так добраться до базы, до Авраама, до воскресенья.

Женщины скинулись и купили родному Симу
красоту в делах и успех в здоровье,
купили ему зубную щётку и кресло Икея,
купили учёбу в университете и свадьбу в Кане,
купили времена года и мечту всей жизни,
это были лучшие времена года, самая сладкая мечта всей жизни.

В пятницу Таня пришла с корпоратива поздно, разогрела свою половинку курицы в микроволновке,
включила ноутбук и узнала, что Сим разведён,
вывез ребёнка в Финляндию, вывел активы в офшор и перекрасился в блондина.

Таня побагровела и отключилась, стёрла лучшие времена года,
отменила снежок на рождество, солнышко на пасху, ворвалась в аську,
сдёрнула одеяло со спящей Насти и сказала:
знаешь, ты после родов как-то неприятно поправилась.

Настя встала, не надевая халата, пошла на кухню,
взяла топорик для рубки мяса и разрубила ноутбук пополам.

Таня села на пол и заплакала.
Настя села рядом и стала гладить Таню по плечам и предплечьям, у Тани сразу же замигало в личке :
- Ну что ты, я же не спорю, это ты его родила, только ты,
всё моё, половина нашего - это ты,
смотри, мой юзернейм кончается на "ты", твой начинается на "ты",
прости, прости.

Янина Вишневская
8. Sims. Суд царя Соломона.
из цикла "Лучшие компьютерные игры"

хорошая девушка Ева работает в РКЦ,

в расчетно-кассовом центре с наледью на крыльце

поправит волосы – лёгкий взгляд – на ногте звенит колокольчик,
деньги считает наотмашь, всклянь, лоб сияющий морщит

резинкой туго всю пачку стянет, крест-накрест, свободным жестом
поверх барьеров спокойно манит, - идите сюда! – блаженство

эта трепетная работа скрытой жизни в тебе полна
и порхает, мерцает что-то, - отсвет лампы, сквозняк окна?

ты подлунным, подлёдным светом тянешь медленно, как прибой
тонким током твоим продето всё пространство, - а над тобой!

а снаружи! оркестры! трапезы! распродажа и ледоход!
дрожью плавится, в рожу валится, вдрызг сливается и грядёт!

над Восстания и над Невским, с синих гор и горячих крыш,
над всем городом, ярким, тесным, ты навстречу весне паришь!

Ксения Букша
"РКЦ"
2010

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца

И степи с высот огляди!
Навеки умолкли весёлые хлопцы,
В живых я остался один.

Орлёнок, орлёнок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.

Орлёнок, орлёнок, гремучей гранатой
От сопки врагов отмело.
Меня называли орлёнком в отряде,
Враги называли орлом.

Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,
Ты видишь, что я уцелел.
Лети на станицу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел.

Орлёнок, орлёнок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята -
И жизнь возвратится ко мне.

Орлёнок, орлёнок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.

Я. Шведов
"Орленок"
1936

Smialo podniesmy sztandar nasz w gore,

Choc burza wrogich zywiolow wyje,
Choc nas dzis gnebia sily ponure,
chociaz niepewne jutro niczyje.

O, bo to sztandar calej ludzkosci,
To haslo swiete, piesn zmartwychwstania,
To tryumf pracy, sprawiedliwosci,
To zorza wszystkich ludow zbratania!

Naprzod Warszawo!
na walke krwawa,
Swieta a prawa!
Marsz, marsz, Warszawo!


Dzis, gdy roboczy lud ginie z glodu,
Zbrodnia w rozkoszy tonac jak w blocie,
I hanba temu, kto z nas za mlodu,
Leka sie stanac choc na szafocie!

O, nie bez sladu kazdy z tych skona,
Co zycie sprawie oddaja w darze,
Bo nasz zwycieski spiew ich imiona
Milionom ludzi ku czci przekaze!

Naprzod Warszawo!
na walke krwawa,
Swieta a prawa!
Marsz, marsz, Warszawo!

Hurra! Zerwijmy z carow korony,
Gdy ludy dotad chodza w cierniowej,
I w krwi zatopmy nadgnile trony,
Spurpurowiale we krwi ludowej!

Ha! Zemsta straszna dzisiejszym katom,
Co wysysaja zycie z milionow.
Ha! Zemsta carom i plutokratom,
A przyjdzie zniwo przyszlosci plonow!

Naprzod Warszawo!
na walke krwawa,
Swieta a prawa!
Marsz, marsz, Warszawo!

Waclaw Swiencicki
1883

Стоят, сполна всего помыкав

Среди затоновской шпаны,
У бара «Золотая рыбка»,
Торжественные как волхвы,
Чернее угря Вася-Череп,
Белее моли Ваня-Хан,
Стоят в рождественский сочельник,
Фанфурик делят пополам.
И мимо них - куда им деться?
Не раствориться никуда -
Везут на саночках младенца,
И загорается звезда.

Ната Сучкова
2010

Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И «Яблочко»—песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая —
Степной малахит.

Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?

Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?

Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь —
Гренадская волость
В Испании есть!

Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные!
Прощайте, семья!
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя —
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.

Но «Яблочко»—песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Где же, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?

Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули: «Грена...»

Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель.
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Отряд не заметил
Потери бойца
И «Яблочко»—песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя...

Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!

Михаил Светлов
"Гренада"
1926

На небе живет семья: Ираида и сыновья,

Три младенца без году, три погодка.
Ираида состарилась на Земле, приплыла сюда без белья,
Рыхлая и прободная, как старая лодка -
Как всплывшая из глубин ладья -
Подвели ее к сыновьям: вот пристань твоя.

Она и забыла их по голосам, по складочкам различать,
Она только помнит: всех одинаково величать.
Ираида принимает младенцев на бедра, качает их,
Недонянчанных, невозлюбленных чад своих.
Такой теперь у Ираиды рай.
Счастье ее плещется через край.

Плавает Ираида по лубяной небо-избе.
Накрывает на длинный дощатый небо-стол.
Приглашает в гости Бога, молится о тебе,
Который выжил и сюда еще не дошел.

Намекает Богу: всё, мол, здесь хорошо,
Наше семя и на небесех проживет,
Но если ты, Господь, хочешь позвать еще
Кого-нибудь из Ираидиных пацанов, так вот,
Побереги живот.

Намекает Богу: таки всё, мол, здесь хорошо,
Дети остаются детьми, тело не просит обнов,
Но если ты, Господи, хочешь позвать еще
Кого-нибудь из Ираидиных пацанов,
Придержи гонцов. И подливает ему борща.

Аккуратно кладет ему блин,
Словно показывает оберег.
А на Земле остался еще один
Пожилой человек,
Голо темечко - это ее четвертый сын.
Тоже Олег.

В чокнутом чертовом их Черкизове
Ираида рожала каждый год по одному.
- Выживи, - заклинала, - вызови
Бога сюда, я его здесь приму,
Уговорю, умаслю, напеку ему пирогов.
Не ходи за горелый овраг, не лети во тьму,
Нет у неба-то берегов.

Шептали ей нашептывали черные кумовья:
- Не называй Олегами, дохнут ведь сыновья!
Что тебе, Ираида, в имени этом, что?!
Четвертый только и выжил, просочился сквозь решето.
Видит, трое первых не доросли до каши,
И родился от другого папаши.

Выживший мой отец, сгинувшая родня.
В большом небесном доме, светлом, как свежий спил,
Все четыре отца моих берегут меня
От добродушного Бога, который, если кого полюбил,
Тащит к себе наверх изо всех своих сил.
Но у меня четыре комплекта жил.

Четыре комплекта сил, раз уж на то пошло.
Ираида сажает всех по утрам на весло,
Переплывает в новое место всем паромом,
Не то, чтобы ждут меня, но изразцы к хоромам
Приклеили, в днище вставили витражи, и свет
Бликами окружает меня цветными, и горя мне нет,

Потому что оно нарядилось счастьем. Единство
Противосущностей. У меня есть всё, чтобы с ума сойти.
У меня есть всё, чтобы с ума не сходить. Материнство
Будет великим, если сына назвать Олегом, грести
С ним по протокам белым, если его спасти.

Олеги, они сильнее всех любят своих мамаш,
Жить без них не могут, если вдруг оказываются живучи.
Она читала. Она умерла бы без этой любви, а наш
Так и любил ее, как она загадала, аж
Поседел, когда она всходила на горние кручи.
И чего она виноватится перед младенцами, входит в раж,
Рвет волосы на себе, ревет из-за тучи?

Мария Ватутина
"Ираида"
2009

это очень тонкая красная линия

оцарапанные колени и
невозможность просто назвать по имени
земляничное мое варение

разливается-льет радиола дедова
ты выходишь щенка своего проведать
а потом тебя позовут обедать и
и меня позовут обедать

укоризненно глянут на жаркий вид
по карманам велят похлопать
но в карманах моих и в карманах твоих
только семечки от укропа

Ната Сучкова
2009

Мы шли под грохот канонады,

Мы смерти смотрели в лицо.
Вперед продвигались отряды
Спартаковцев, смелых бойцов.

Средь нас был юный барабанщик,
В атаках он шел впереди
С веселым другом барабаном,
С огнем большевистским в груди.

Однажды ночью на привале
Он песню веселую пел,
Но, пулей вражеской сраженный,
Пропеть до конца не успел.

С улыбкой юный барабанщик
На землю сырую упал...
И смолк наш юный барабанщик,
Его барабан замолчал...

Промчались годы боевые,
Окончен наш славный поход.
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет.

В.Валльрот/М. Светлов (перевод)
1930

на сосновой даче игра в лапту

сын наркома в белом стоит цвету
хочет рыженькую вон ту

теплоход плывёт по стеклянной реке
два гудка его два укола пирке
малый шрам на её руке

машинист поёт и уходит в рейс
старший мастер звонко стучит о рельс
послезавтра его арест

человек идёт вдоль проезжей любви
на закат на левый берег невы
он в тени своей головы

у собачки боли
у кошки боли

у страны моей заживи

Геннадий Каневский
2009

Этот дед - он елку не наряжает -

У него целый лес их под снегом и льдом,
Он один здесь - велик и самодержавен,
Разве только собака седая при нем.

Разве только собака – визирь и советник,
И тепло живое и благодать,
Понимает, просто не может ответить,
Для кого тут елку-то наряжать?

Прихватило спину и дом простужен,
Помирай, пехота, а все ж – топи!
А не то зима полыхнет снаружи,
И сама согреет тебя внутри.

А затопишь – окна пошли капелить,
Под очками мокро – едрить-етить!
Для кого тут елку-то канителить,
Недешевую вату, поди, изводить?

Виновато псина голодная бродит,
Кашу в печь поставить пора - обед,
Для кого тут елку-то хороводить,
Что ли дела другого у деда нет?

Отсырели грибы, их достать для сушки,
И за рядом луковых тусклых гирлянд
Ангелками, морщинистыми как старушки,
На запутанных нитках они парят.

Ната Сучкова
2009

В день зачатья с утра у Марии не меряно дел.

То застелет Мария постель, то расстелет постель.
По квартире трусит, убирается, гладит, живёт,
То погладит Мария живот, то замрет, то споёт.

Это химия, химия слова, которым наднесь
Пробуравили мозг ей и вставили страшную весть.
Разморозит мясное Мария, остудит вино…
Всё не просто предсказано, всё уже в яви дано.

Кто войдет к ней, уже и неважно Марии совсем.
Что за город простерся вокруг Воркута, Вифлеем…
Будет Бог или мальчик, неважно, неважно, нева…
Иордан ли, Нева ли… Но все-таки мальчик. Москва.

Расторопна Мария, накрыла, сама прибралась.
То-то мать говорила: в тебе африканская страсть,
То-то сглазила мать: пустоцвет, говорит, пустоцвет.
Просит чуда у девы, у старой, на старости лет.

У Марии любовный озноб, распалилась, зашлась.
Зван любовник сегодня к пяти, жизнь почти удалась.
Но какие же всё это мелочи: точный звонок,
Скрип незапертой двери, объятия через порог.

Что любовник, что хлопоты?! Ласковы наши тела.
Всё свершилось, пока поджидала да пряжу пряла.

Мария Ватутина
2010

О тебе, Москва, все мои слова,

О тебе сновидения мои.
Над Москвой горят золотистый закат
И серебряный луч восходящей луны.

Ай Азербайджан, ай Азербайджан,
Все мои слова для тебя, Москва.

Всех республик узор, как цветной ковер
О, Москва, окружает тебя.
Жизнь моя – жизнь твоя, кровь моя – кровь твоя.
Все тебе отдаю, Москва, любя.

Ай Азербайджан, ай Азербайджан,
Все мои слова для тебя, Москва.

Танков бешеный ход, эскадрилий взлет.
Сотни сил набирает бензин.
Кто ж их всех напоил, не щадя своих сил.
Это я, Москва, бакинец, твой сын.

Ай Азербайджан, ай Азербайджан,
Все мои слова для тебя, Москва.

Ай, хороший город Москва.

Михаил Светлов
"Песня о Москве"
1947

Я думаю, жанатыя прыдумалі CD:

захоча жонка на канцэрт - пастаў ёй і сядзі.

Затое нежанаты прыдумаў DVD:
захоча дзеўчына ў кіно - дамоў яе вядзі.

Андрей Хаданович
"Прагрэс"
2010

В Храме на Покровке много лет назад

по-калмыцки ловкий разливал солдат,
точно дорогое ставил угощенье,
с поварской сноровкой воду на Крещенье.
Пар над ним клубился, звон дробился тонкий,
под ремень забился фартук из клеенки.
В двери напирала — вот пошла работа! —
набивала Храма золотые соты,
прибывала, брякала, кашляла, текла
с бутылями-банками мерзлая толпа.
— Эй, давай, солдатик! — лысина, платочек,
— Помоги-ка, братик! Подсоби, сыночек!
В генеральской даче окна закопчены,
звали не иначе — чурка некрещеный.
— Ну-ка, загорелый, помоги старушке!
И вода блестела на его веснушках.
Я наверно знаю: он сейчас живой,
пулевой не взятый, цел от ножевой,
из железной кружки за свои труды
скромно отхлебнувший ледяной воды.

Ната Сучкова
2010

Есть за горами, за лесами

Маленькая страна,
Там звери с добрыми глазами,
Там жизнь любви полна.

Там чудо-озеро искрится,
Там зла и горя нет.
Там во дворе живёт жар-птица
И людям дарит свет.

Маленькая страна,
Маленькая страна -
Кто мне расскажет, кто покажет,
Где она, где она?

Маленькая страна,
Маленькая страна -
Там, где душе светло и ясно,
Там, где всегда весна.

Эта страна мне только снится,
Но светлый миг придёт,
И на крылатой колеснице
Я совершу полёт.

Мне час свиданья предназначен
В звёздной моей стране,
Там ждёт меня красивый мальчик
На золотом коне.

Маленькая страна,
Маленькая страна -
Кто мне расскажет, кто покажет,
Где она, где она?

Маленькая страна,
Маленькая страна -
Там, где душе светло и ясно,
Там, где всегда весна.

Льёт за окошком дождь осенний,
В доме сижу одна,
Верю в тебя, моё спасенье,
Маленькая страна!

Игорь Николаев
1995

Консьержка-кореш жестами показывает «он уже спит».

Лифт на четвертый этаж.
День сурка, точнее вечер сурка, repeat.
В кино всегда бывают не наши и наши. Я – не наш.

Играет музыка, свечи горят, от балкона дует.
На кухне капает кран.
Это уже никого не волнует.
Усталость, пивко, интернет, диван.

Фольга от жвачки, чтоб не открывалась дверь.
Это черничный «Орбит».
Кто-то не верит, и ты не веришь, а ты поверь.
Мне почему-то холодно, я ревную, меня колотит.

Пока Москва-на-Москва-реке, Ростов-на-Дону,
Пока день и ночь,
Я готов терпеть, всё что хочешь, я не пойду ко дну.
Я не пойду, пока ты не скажешь: прочь.

Но не надо печалиться: ты попросишь – и я уйду, я уйду навсегда.
Ты будешь слушать рок.
Это только слово «радар» обратно читается как «радар».
Это только в «Pulp Fiction» не успевают сказать «Черничный пирог».

Василий Чепелев
"Любовь "Свердловская": перезагрузка. 14."
2010

Засыпаешь в двадцать пять, просыпаешься в сорок два.

Во. Жива.
Тело натянуто на вселенную, как тетива.
Не простукивай стенки, употреби слова.

- Ну, что проснулась? - спрашивают тебя с той стороны.
Какие видела сны?
Помнишь, тусили в стиле второй мировой войны
В газовой камере девяностых?
Сон со смертельным исходом, но многие спасены -
В ракушнике, известняке, наростах.
- Ощупай себя, что чувствуешь? – говорят говоруны, -
Поспи еще, спится так лишь на погостах.

Помнишь, как влюблялась? Первая фаза сна.
Помнишь, была страна, Ласковый май, На-на,
Челноки, кооперация всей страны, братаны:
Облак нашедших на ны.

Вторая фаза сна – гулкий глубокий ров.
Тянет холодом из других миров.
Поезд из Польши. Мамки-самки, сумок клетчатка.
Место сидячей забастовки - пресненская брусчатка.
Помнишь, как во сне страну понесла сдавать на кассу,
Обменяли тебе ее на муляж, блекнущий час от часу.

Все, что осталось у тебя – последняя третья фаза.
Не просыпайся, спи, пока подвернулась маза.
У существ теперь другой покрой головы и
Все они сетевые.
Откопаешься, не узнаешь ничего вокруг.
Осенью все улетают на юг
Интернета, тогда слышнее подземный стук.

Мария Ватутина
2009

[Эпиграф:
Засыпаешь в пять.
Просыпаешься в семь сорок две.

Дана Сидерос]

Ты храни меня, тоска,

до нуля по МSК,
дальше можешь не хранить,
дальше лопается нить.

Как тепло двоим на дне,
не во мне, а там во вне,
зимородок и оса
перешёптываются.

Лена Сунцова
2009

Мой молодой отец стреляет в тире.

Дробинку заряжает, целится в мишень.
Жестяная птица падает. Ещё четыре.
Он целится. Далёкий длинный день.

Отец разламывает надвое ружьё,
Дробинку заряжает. В птицу целится, как будто
Он знает, что и я здесь буду.
И целится, как будто сквозь неё.

Сбивает. Остаётся три.
Он снова целится. Он выглядит усталым.
Каким-то взрослым и почти что старым.
Он словно говорит: Смотри.

И я смотрю, смотрю во все глаза,
Как облако большое наползает,
Как оборачивается отец назад
И в белый дым, не глядя, он стреляет.

И слышен крик утиный, и удары
Ослепших крыльев, а отец стоит,
Он говорит: Осталась только пара.
Сейчас, ещё немного – говорит.

Он убирает волосы со лба,
Ружьё разламывает. Дробинку заряжает.
А в облаке вовсю идёт стрельба…
Но мой отец не слышит. Он стреляет.

Стихает всё. Рассеялся туман.
Знакомый тир. И жестяная птица.
Последняя, на тонкой длинной спице.
И сбить легко. Но чувствую – обман.

Мне хочется сказать: владелец тира – плут.
Мне хочется спросить: что ты поставил
На это состязание? Но тут
Я понимаю: тир без всяких правил.

И то, за что сражается отец,
И то, чем он невидимо рискует,
Есть только сон. И есть у сна конец.
И этот сон никто не нарисует,

На стену не повесит. Но смотрю -
И вижу, как он целится серьёзно,
И понимаю: вмешиваться поздно.
И ничего уже не говорю.

Андрей Гришаев
"Сон"
2009

Когда бы нас не так любили,

Гробы с любовью не несли -
Мы б незаметно так и жили
И в землю заживо вросли.

И наподобие скворешен
За бедной старостью слепых,
Мы б слышали, как лес безбрежен,
Иных людей и песни их.

И смерть казалась бы загадкой
Для тела, но не для души.
Дай постоять вот так, украдкой,
Быть нелюбимым разреши.

Андрей Гришаев
"Быть нелюбимым"
2009

Мы закрыли глаза, чтоб не знать, как нам плохо,

И с тех пор все равно - где здесь ночи, где дни;
Партизанским костром догорает эпоха,
А в парикмахерских - вальс, и девушки танцуют одни.

На роскошных столах все накрыто для пира,
Только нету гостей - хоть зови не зови;
Можно бить, хоть разбей, в бубен верхнего мира,
Только летчиков нет, девушки танцуют одни.

Все иконы в шитье, так что ликам нет места,
А святую святых завалили в пыли;
В алтаре, как свеча, молча гаснет невеста,
Но все куда-то ушли, и девушки танцуют одни.

От пещер Катманду до мостов Сан-Франциско
Алеет восток, и мерцают в тени
Эти двери в Эдем, что всегда слишком близко,
Но нам было лень встать, и девушки танцуют одни.

Научи меня петь вопреки всей надежде,
Оторваться - и прочь, сквозь завесы земли;
Ярче тысячи солнц пусть горит все, что прежде.
Я еще попою.
Девушки танцуют одни.

Борис Гребенщиков
"Девушки танцуют одни"
2009

Лиловый нос хвостом

укрыла и легла
коротеньким пластом,
как старая пчела.

И зрение её
закончилось на дне
кувшина на моём
окне.

Лена Сунцова
2009

We're foot-slog-slog-slog-sloggin' over Africa -

Foot-foot-foot-foot-sloggin' over Africa -
(Boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again!)
There's no discharge in the war!

Seven-six-eleven-five-nine-an'-twenty mile to-day -
Four-eleven-seventeen-thirty-two the day before -
(Boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again!)
There's no discharge in the war!

Don't-don't-don't-don't-look at what's in front of you.
(Boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again)
Men-men-men-men-men go mad with watchin' em,
An' there's no discharge in the war!

Try-try-try-try-to think o' something different -
Oh-my-God-keep-me from goin' lunatic!
(Boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again!)
There's no discharge in the war!

Count-count-count-count-the bullets in the bandoliers.
If-your-eyes-drop-they will get atop o' you!
(Boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again) -
There's no discharge in the war!

We-can-stick-out-'unger, thirst, an' weariness,
But-not-not-not-not the chronic sight of 'em -
Boot-boots-boots-boots-movin' up an' down again,
An' there's no discharge in the war!

'Taint-so-bad-by-day because o' company,
But night-brings-long-strings-o' forty thousand million
Boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again.
There's no discharge in the war!

I-'ave-marched-six-weeks in 'Ell an' certify
It-is-not-fire-devils, dark, or anything,
But boots-boots-boots-boots-movin' up an' down again,
An' there's no discharge in the war!

Rudyard Kipling
"Boots"
(Infantry Columns of the Earlier War)
1892