Любовь, по Михаилу Бахтину,

Растет на гребне скоростных хайвеев,
Где ямщики, печаль-тоску развеяв,
Поют "На дальней станции сойду..."

И исчезают в дымке проводов
Линейные объекты мирозданья,
И скорые летят без опозданья,
Неся на север ледяной покров.

Там на одной из пригородных дач
Мок прошлогодний тюбик "Фтородента",
Шел дождь и целовались два студента
Под линией электропередач.

Разорванная джинсовая ткань
Клубилась над застывшими полями,
И тихий ангел четырьмя крылами
Цеплялся за стальную филигрань...

Сергей Гусев
1994

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,

былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты —
как домик убранный,
где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,
и расположенные на холме
две рощи — правая, а позже левая —
повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,
как будто в стереоколонках двух,
все, что ты сделала и что я сделаю,
они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,
ложное эхо предложит чай,
ложное эхо оставит на ночь,
когда ей надо бы закричать:

«Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
былых возлюбленных на свете нет,
две изумительные изюминки,
хоть и расправятся тебе в ответ...»

А завтра вечером, на поезд следуя,
вы в речку выбросите ключи,
и роща правая, и роща левая
вам вашим голосом прокричит:

«Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет...»

Но вы не выслушаете совет.

Андрей Вознесенский
1960

Как скучно в "одиночке", вечер длинный,

А книги нет.
Но я мужчина,
И мне семнадцать лет.
Я, "Марсельезу" напевая,
Ложусь лицом к стене.
Но отдаленный гул трамвая
Напоминает мне,
Что есть Остоженка, и в переулке
Наш дом,
И кофе с молоком, и булки,
И мама за столом.
Темно в передней и в гостиной,
Дуняша подает обед...
Как плакать хочется! Но я мужчина,
И мне семнадцать лет...

Илья Эренбург
1912

то мается: вернуться ли, вернуть

ключи от комнат, перезимовавших
с хозяином, успевшим как-нибудь
пустившуюся в конопляный путь
жену причислить к без вести пропавшим?

поторопился: вот она, жена,
покинувшая пьесу по-английски -
то рыщет в спальне в поисках вина,
то путает спросонья имена,
то тешится пожухшей перепиской,

то мечется: проститься ли, простить,
то плачется, то прячется за дверью -
в пустую спальню татя ли впустить?
то дикий жемчуг примется растить
вокруг шершавых зерен недоверья.

звонить ли в вездесущий аэр франс,
названьями диспетчера терзая?
дитя европы сразу входит в транс
над картой - он таких не знает стран,
он ей пути прямые отрезает.

есть рейсы по дождливым четвергам,
есть рейсы из-под пятницы в субботу,
есть чартеры к возлюбленным врагам
(аэрофлот - последние ворота)
и есть прямой - к смеющимся богам,

доступнее не ставший ни на йоту.

Лена Элтанг
2003

Мы с кошкой дремлем день и ночь

И пахнем древне, как медведи,
Нам только ангелы соседи,
Но и они уходят прочь –
Нам не помочь.

Кругом бутылки и окурки,
Больная мерзость запустенья.
В нас нет души, лежим как шкурки,
Мы только цепкие растенья,
Нам нет спасенья.

Дурман, туман, ночная ваза,
Экзема, духота – всё сразу.
И время не летит (зараза!),
А словно капля из пореза,
Плывет не сразу.

О нет – не только голова,
А всё кругом в табачном пепле,
Тоска в лицо влетает вепрем,
Ум догорает, как листва
По осени. Конец всему?
И мне, и горю моему.

Елена Шварц
2001

Rendez-vous derrière l'arbre à songe

Encore faut-il savoir auquel aller,
Souvent on embrouille les anges
Victime du mancenillier...

Nous qui savons ce que ce geste attire:
Quitter le bal et les buveurs de vin,
À bonne distance des tirs,
Nous ne dormirons pas en vain.

Dormons sous un prétexte quelconque,
Par exemple: voler en rêve;
Et mettons-nous en forme de quinconce
Pour surprendre les rendez-vous.

C'est le sommeil qui fait la poésie,
Jeune fille avec un seul grand bras paresseux;
Déjà le rêve t'a saisie
Et plus rien d'autre ne t'intéresse.

Jean Cocteau,
"Jeune fille endormie"
1927

Наверно, я погиб. Глаза закрою - вижу:

Наверно, я погиб! Робею, а потом -
Куда мне до нее! Она была в Париже,
И я вчера узнал - не только в нем одном.

Какие песни пел я ей про Север дальний!
Я думал: вот чуть-чуть - и будем мы на "ты".
Но я напрасно пел о полосе нейтральной -
Ей глубоко плевать, какие там цветы.

Я спел тогда еще - я думал, это ближе, -
Про юг и про того, кто раньше с нею был.
Но что ей до меня! Она была в Париже,
Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил.

Я бросил свой завод, хоть в общем, был не вправе,
Засел за словари на совесть и на страх,
Но что ей до того! Она уже в Варшаве,
Мы снова говорим на разных языках...

Приедет - я скажу по-польски: "Проше, пани,
Прими таким, как есть, не буду больше петь!"
Но что ей до меня! - она уже в Иране, -
Я понял - мне за ней, конечно, не успеть.

Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле -
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!
Кто раньше с нею был и тот, кто будет после,-
Пусть пробуют они. Я лучше пережду.

Владимир Высоцкий
"Она была в Париже"
1966

Your own personal jesus

Someone to hear your prayers
Someone who cares
Your own personal jesus
Someone to hear your prayers
Someone who’s there

Feeling unknown
And you’re all alone
Flesh and bone
By the telephone
Lift up the receiver
I’ll make you a believer

Take second best
Put me to the test
Things on your chest
You need to confess
I will deliver
You know I’m a forgiver

Reach out and touch faith
Reach out and touch faith

Your own personal jesus...

Feeling unknown
And you’re all alone
Flesh and bone
By the telephone
Lift up the receiver
I’ll make you a believer

I will deliver
You know I’m a forgiver

Reach out and touch faith

Your own personal jesus

Reach out and touch faith

Depeche Mode
"Personal Jesus"
1989

Run, run, run, run, run, run, run, run.

Run, run, run, run, run, run, run, run.
You better make your face up in
Your favorite disguise.
With your button down lips and your
Roller blind eyes.
With your empty smile
And your hungry heart.
Feel the bile rising from your guilty past.
With your nerves in tatters
When the cockleshell shatters
And the hammers batter
Down the door.
You'd better run.

Run, run, run, run, run, run, run, run,
Run, run, run, run, run, run, run, run.
You better run all day
And run all night.
Keep your dirty feelings
Deep inside.
And if you're taking your girlfriend
Out tonight
You'd better park the car
Well out of sight.
Cause if they catch you in the back seat
Trying to pick her locks,
They're gonna send you back to mother
In a cardboard box.
You better run.

Pink Floyd
From "The Wall"
1979

Вот я вновь посетил

эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речный пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.

Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.

Джаз предместий приветствует нас,
слышишь - трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть -
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.

В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу
недопитый стакан лимонада,
и ревет позади дорогая труба комбината.

Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.

По замерзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.

Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.

Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.

Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того -
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.

Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю - с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.

Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьется утренний снег, и машины летят неустанно.

Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари - по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.

Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять - только это возможно.

То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота - это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.

Это - вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.

Поздравляю себя
с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь -
но уже не вернусь - словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.

Иосиф Бродский
1962

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

Константин Бальмонт
1894

Пустяк — названье мачты, план — и следом

за чайкою взмывает жизнь моя,
и человек на палубе, под пледом,
вдыхающий сиянье — это я.

Я вижу на открытке глянцевитой
развратную залива синеву,
и белозубый городок со свитой
несметных пальм, и дом, где я живу.

И в этот миг я с криком покажу вам
себя, себя — но в городе другом:
как попугай пощелкивает клювом,
так тереблю с открытками альбом.

Вот это — я и призрак чемодана;
вот это — я, по улице сырой
идущий в вас, как будто бы с экрана,
я, расплывающийся слепотой.

Ах, чувствую в ногах отяжелевших,
как без меня уходят поезда,
и сколько стран, еще меня не гревших,
где мне не жить, не греться никогда!

И в кресле путешественник из рая
описывает, руки заломив,
дымок из трубки с присвистом вбирая,
свою любовь — тропический залив.

Владимир Набоков
1926

Je dis que je vagabonderai

mais je n’ai pas l’habitude de la vie errante qui sait
Je dis que j’irai loin
mais je veux rentrer chez moi qui sait
Qui sait qu’il y a une blessure derrière le silence
Qui sait qu’il y a une faiblesse derrière l’indifférence
Je souris et dis que je n’ai pas peur de solitude
mais je retiens la larme qui sait
Comment je souhaiterais
que quelque’un puisse allumer une lampe pour moi
réchauffer le trou de solitude dans mon coeur
Etes vous seul
Je crois que chacun est pareil
Mais on ne sait pas
quand ce monde était de plus en plus froid
Après s'?tre blessé à plusieurs reprises
vous apprenez à cacher
j’apprends à être silencieux
on ne veut plus dire notre propre histoire aux autres
on ne veut pas exprimer la chaleur aux autres aussi
on préférerait se rendre seul et rendre d’autres seuls
En fait l'être humain est très seul
doit se réchauffer
Personne est absolument fort
Au fond du coeur
chacun a une faiblesse, un trou
Peut-être dans le soir pluvieux
peut-être dans la pénombre de la rue
qu’il devient toujours une blessure sans raison
Ne dites pas que vous n’avez pas peur de la solitude
ne faites plus semblant d’être indifferent
parce que chacun a la solitude
chacun a la solitude

Le trou de solitude
Min Min
2003