Беги, любовь, наверх, по этому холму,

по зрительной диагонали,
и там, где задохнуться положено уму,
простейшее свое сальто-мортале
возьми и сделай — головой во тьму.

Пока бежишь, смотри, как смотрит на тебя
тот, кем твоя дуга всё чуже,
кто снизу вверх всё смотрит, себя тобой слепя,
чьи близорукие глаза всё уже
и вот — молчат, себя тобой слепя.

Тогда им ты скажи, на том конце дуги,
последним, первым полыханьем,
прижав к закрытым векам горячие круги
шарлаховым, уже чужим, дыханьем,
на расстояньи вскинутой руки.

Игорь Булатовский
2012

И так не выходит из головы,

как ты, такой остроумный щенок,
такой мелкокостный котенок,
когда я сидел у твоих нескончаемых ног,
вдруг вылез за кофе
из теплых душистых пеленок.

и этот китайский халат -
то ли шелка, то ли полиамида,
накинул на плечи,
и я думал: что за халат?
и он неужели будет бить меня током,
как бьет все живое меня?

я думал об этом, пока ты совсем уходила,
хихикая с Дашей, твоей охуенной подругой.
я думал об этом, пока ты меня обходила,
ни разу не тронув потом никогда рукавом.

Татьяна Мосеева
2012

Что ни скажи, всё Тютчев на порог,

Верлен — в раздвоенный хрусталик,
но бедность эта не порок,
а впрок отложенный сухарик.

Не говори, ни даже не молчи,
ни даже не звени ключами,
а слушай, как звенят ключи
в пальто с печальными плечами,

в том старом, сердцем траченном пальто,
кому-то никому идущем,
кто в нем становится Никто,
куда-то не туда идущим,

где так легко, где так легко не быть,
что быть легко на самом деле:
на тяжести раскачивая нить…

О, умереть от этих вот качелей!

Игорь Булатовский
2012