Вот белоснежная вершина.

На ней стиральная машина.
В ней очищает русский стих,
чью глубину я не постиг,
очаровательный мужчина -
с восточной мудростью в глазах.
Ликуйте, музы! Се - казах.
А у разбитого корыта
сидят соперники Бахыта -
и юноши, и старики,
а в том корыте - ни строки,
ни образа - лишь зависть злая
порочит сына Шкурулая.

2.

Все так. Без зависти и страха
семит не смотрит на казаха.
Сиди, еврей, деньгу считай.
Казах восходит на Синай.
Он - сын небес, мы - дети праха.
Он радостен, мы - дети плача.
И я, обрез в кармане пряча,
иду, печальный, на базар,
одесский бледен мой загар.
С казахом рядом полукровки
ползут, как божии коровки.
В стихах их ужас и распад,
унылый лад, кромешный ад,
а рифмы - грубы и неловки.

3.

И я, бандеровец прилежный,
был бледный пленник страсти нежной,
и где ты, память юных дней,
когда отрадою моей
была прекрасная казашка.
В руке моей цвела ромашка -
не любит, любит... Лепестки
летели прочь с моей руки.
Так, Джамиля! Иная ныне
у нас судьба. И как в пустыне
пророк библейский, так Бахыт
одним лишь русским словом сыт,
вновь привлекает наши взоры,
как злостных альпинистов - горы.

4.

Печальна участь графомана.
Блуждает он среди тумана.
Ему не в радость летний зной.
О Муза! Посиди со мной -
взывает громко он - но муза,
страшится этого союза,
но сладок ей союз иной.
Нет! Не советский, но высокий!
С казахом ветреным вдвоем
ты коротаешь день за днем,
он сын Востока хитроокий,
ему мы славу воспоем.
Он - словно парус одинокий
в тумане моря голубом.
И я пишу ему в альбом
сии возвышенные строки.

Борис Херсонский.
"Ода высокоторжественная в честь дня рождения Бахыта Кенжеева (Bakhyt Kenjeev)"
2019