суббота, августа 10, 2019

Теперь мы опять отдыхаем на бревнах.

Золотыми обрезами лучатся их спилы.
Щагреневые жуки вползают им на поверхность.
Коленчатыми ногами пробуют они воздух.
Намагниченными усами познают протяженность.
Само бытие дрожит у них в брюшковине,
И солнечный рассол впитывают их крылья.

Мы сидим тихо, словно нас нету.
Махорочный дым наш покачивает два стебля,
Чтоб доказать птицам, что мы существуем.
Бумажные облака протекают над нами,
И мы пытаемся проследить их полет, не мигнувши.
Потом я говорю медленно, как засыпая:
— Вы очень любите вашу мать, Herr Генрих?
— Ja, — отвечает он, — Ja, ich liebe Mutter.
Meine Mutter arbeitet «Астория».
— Но вы слишком любите растения, Генрих,
И мы теперь самые худшие из коллектива,
Мы роем рвы, чтобы ходить ниже поверхности.

Оцепененье жуков кажется бесконечным.
Зной потрескивает в травяных сухожильях.
Огнистые горицветы обугливаются от солнца,
Их смолистые стебли тают как восковые.
— Не есть, — возражает мне Генрих, — nein, Genosse.
И он показывает на свои ноги для оправданья.

Сапоги его скрючены, как два прокаженных,
Это не сапоги, это «Я» и не «я» Авенариуса.
— О, — говорю я, — зачем вы бежали в Россию?
Вы — садовник, а у нас .мало времени для украшений,
Вы можете возвратиться на родину за сапогами...

— Родина, — произносит он и поднимает лопату.
Солнечные занозы перемешаются в бревнах.
Жуки переползают с места на место,
Их коленчатые лапы вывернуты наизнанку.
— Die Heimat, — повторяет он, поднимаясь.

Леонид Лавров
Из «Записок о невозможном»
1933

Комментариев нет: