Какой-то царь работал топором –
Рубил окно, а протаранил кровлю.
Оттуда дышит белая жара –
Как бы расплав того же топора –
Не обезглавлю, – мнит, – так обескровлю.
Но здесь прохладно: желтая стена
Не солнечной чумой заражена,
А холодком имперской охры. Сбоку
Темнеет лаз, обшарпан и глубок.
За ним, подставив глазу знойный бок,
Лежит июль в спокойной позе бога.
Когда-то за густой налет хандры
Я ненавидел здешние дворы –
Пацан, провинциал, приезжий олух! –
Мне вообще не нравились места,
Где быт определяла пустота
В пределах ограниченных и полых.
Пришлось продать и родину, и дом,
Забыть друзей (хотя далось с трудом),
Зарыть дионисийство в подсознанье –
Провинция торчала из меня,
Не отвечая требованьям дня,
Как форменный каскет на партизане.
Теперь не отличаю явь от сна,
Не думаю, какая глубина
Пульсирует под кожицей асфальта.
Теперь лекало мира не по мне,
И в каждой набегающей волне
Сквозит огранка, тяжелеет смальта.
Теперь я вшит в параметры двора.
И если скажут вдруг, что мне пора –
Я выйду черным ходом, серой твердью
В соседний двор, потом пройду в другой,
И ощущенье камня под ногой
Подобно ощущению бессмертья.
Дмитрий Коломенский
2009
Комментариев нет:
Отправить комментарий