Помню, взяла коробку, ссыпала всё в пакет.

Она лежала, как лежала, ничего не сказала вслед.
И было лето, и Таганка скатывалась к Москве-реке колобком.
Комом в горле моем, сваренным голубком.

В нумизматике все маразматики, кто не шпана.
Дали мне половину моей зарплаты за ее ордена.
И я купила еды ей: палочку колбасы, мяса и молока.
Девяностый холст. Краснохолмский мост. Река.

Так и дожили до зарплаты, съели суп, закусили хлебом.
Только мне всё никак не рассчитаться с небом,
В которое я глядела тогда, свесившись над рекой,
В которое я кричала: душу мою упокой.

Зачем ты выбрало, небо, меня в семействе старшой?
Что ты делаешь, время, с бессмертной моей душой?!
Голодной моей старухой застишь мне белый свет,
Словно дилер, дающий в долг вставляющий свой совет.

Всё из реликвий распродано, осталась только – она,
Лежащая на диване, ненавидящая всё с приставкой «война»:
Кино про войну, песни военные, ветеранов своих стариков.
В старости память острее осколков, обступает со всех боков.

Вот ей и больно. Девятого не включает хронику никогда.
Иногда она ворчит: ордена-медали мои, ордена-меда…
Не приемлет ласку, задушевности спускает на тормоза.
Помнит каждую цацку, машет рукой, закрывает глаза.

Татьяна Ватутина
"Покаяние"
2010