и снежинками сна золотится туман,
спят цыплята, овцы и люди,
приблизительно в пять васильки расцвели,
из листвы, по тропинке, за травами, шли
красная лошадь и белый пудель.
Это было: петух почему-то молчал,
аист клювом, как маятником, качал,
чуть шумели сады-огороды.
У стрекоз и кузнечиков - вопли, война,
возносился из воздуха запах вина,
как варенья из черной смороды.
Приблизительно в пять и минут через пять
те, кто спал, перестал почему-либо спать,
у колодцев с ведрами люди.
На копытах коровы. Уже развели
разговор поросята. И все-таки шли
красная лошадь и белый пудель.
И откуда взялись? И вдвоем почему?
Пусть бы шли, как все лошади, по одному.
Ну а пудель откуда?
Это было так странно - ни се и ни то,
то, что шли и что их не увидел никто,-
это, может быть, чудо из чуда.
На фруктовых деревьях дышали дрозды,
на овсе опадала роса, как дожди,
сенокосили косами люди.
Самолет - сам летел. Шмель - крылом шевелил.
Козлоногое - блеяло... Шли и ушли
красная лошадь и белый пудель.
День прошел, как все дни в истечении дней,
не короче моих и чужих не длинней.
Много солнца и много неба.
Зазвучал колокольчик: вернулся пастух.
"Кукареку",- прокаркал прекрасный петух.
Ох и овцы у нас! - просят хлеба.
И опять золотилась закатная тьма,
и чаинками сна растворялся туман,
и варили варево люди.
В очагах возгорались из искры огни,
Было грустно и мне: я-то знал, кто они
красная лошадь и белый пудель.
Виктор Соснора
"Латвиская баллада"
1972
Комментариев нет:
Отправить комментарий