уезжает в Италию. Ее провожают:
Ходасевич (трезвый), Брюсов (с коньяком),
сам коньяк – последний здесь навсегда, прощание тоже навсегда,
ноябрьский газово-голубоватый воздух,
паровозный пар, запахи привокзального буфета, скорого снега,
слова «бедная, бедная, бедная»,
никем не произнесенные вслух,
потому что и так все ясно, и уже все равно.
Так заканчивается путешествие Нины Ивановны Петровской
по ее личной внутренней московской Монголии и
наконец начинается настоящая жизнь,
непочтительная дорога в почтительное небытие:
эти клоповные гостиницы с номерами на пятом и шестом этаже,
черное платье, протертое и лоснящееся на локтях,
цветущие каштаны в Париже,
шитье мужского белья ночами напролет,
алкоголь, много алкоголя, спасибо тебе, алкоголь, за то, что ты есть,
за то, что есть хотя бы ты,
белый порошок забытья,
золотой порошок наступающего утра,
Рим ликующий, похожий на разломленную кукурузную лепешку,
попрошайка-Варшава, вальсировать в стоптанных ботинках,
Подайхристаради, как я тебя ненавижу, помню,
как хочу увидеть, как не хочу больше встретить тебя никогда,
и я пишу тебе, чтобы ты знал,
что ненавидеть тебя так же прекрасно, как и любить:
внутри становится горячо и багрово,
каждое письмо к тебе –
палец, истыканный ржавой булавкой,
нужно бы вымыть голову, выстирать бельё и чулки,
поесть, зачем поесть?, что такое – «есть»?,
засохший кусочек сыра, так и не заваренный чай, открытый газ,
спасибо тебе: за то, что ты был, спасибо тебе
за то, что меня наконец нет,
за то, что слов более не осталось, наконец все ясно,
поэтому уже все равно.
Февраль, похожий на влажную свежую гуашь на сухом языке,
на бедную фиалку в окне напротив.
Екатерина Симонова
2018
Комментариев нет:
Отправить комментарий