Под ропот снегов, холодящих погонами плечи Северного Урала,
Под присягу платяной моли, под её тонко-золотистые вопли
В ночной казарме вспухший меч глумится над малодушным оралом.
Ведь и нежные перелески тут обложены воробьиными взятками и данью фазаньей.
И овраги жадны до комариной песенки и шмелиной ласки,
То они не отводят пятерни тумана, лезущего им ранью ранней
За ворот, в ширинку, за пазуху, расстёгивая пуговицы и разрывая завязки.
А так как русская пытливая, неотзывчивая на тычки, поддатая природа
Готова зеленеть на сборном пункте по первому боевому зову,
То и молодой барашек спускает с себя три шкуры, и ему говорят: то-то,
Так-то, добавляют, ну-ну, и жгут со всех сторон, как стерню, и мнут, как полову.
Вот я смотрю на наши звёзды, не дыша, и говорю: волки вы, зеки,
В лучшем случае пороховая пасека, нарывающая 73 года и 3 недели,
Так как тот, кто кис на кисельном полу и пил ваши молочные реки,
Всё-таки жив, наш бяша, герой, голубчик, выстояв еле-еле.
О, справедливое возмездие, гражданская казнь, казанская подростковая пытка,
Умерщвляющие друг друга просторы, мстящие нам времена года...
Оса, всходящая из себя, как ямщик на снег с облучка золотой кибитки
В бисеринках пота.
Николай Кононов
июль 1992
Комментариев нет:
Отправить комментарий