Почему бы не выйти в город? Не век же сидеть

в комнатке со вторым светом или стоять над плитой,
над кастрюлей, в которой булькает вчерашняя снедь,
не все ж тебе быть под пятой, мученице святой.

Почему бы не выйти в город? Да вот потому,
что из второго света во внешнюю тьму,
где будет плач, и бессмертный червь, и скрежет зубов,
страшно – уж лучше запах вчерашних супов,
чего говорить, садись к столу, ужин готов.

Садись на белый, грубо сколоченный табурет,
гляди на ретушированный мамин фотопортрет,
губы и щечки, подкрашенные лиловой свеклой,
да вруби патефон, да из сердца вон, и с глаз долой
и доставай-ка шкалик, что принес под полой

темно-серого зимнего, драпового пальто,
пошитого в позапрошлом году. А то
ты не помнишь? Толстую Лиду с булавками в пухлых губах,
без рук, без ног манекен, внушающий детям страх,
большие бедра, круглый живот, кучерявый пах.

Почему бы не выйти в город? Потому что города нет,
нет ни страны, ни улицы, ни шаровидных планет,
вращающихся по орбитам, вокруг солнца, вокруг оси,
не веришь, иди, повесься, и так виси,
как издревле висели удавленники на Святой Руси.

Почему бы не выйти в город? Не век же сидеть
над тарелкой борща, ложкой пытаясь поддеть
лучший кусок, не век же его жевать,
не навек же нам жесткая панцирная кровать,
будем здесь ночевать. Будем жить-поживать.
Садись к столу. Было бы что пожевать.

Борис Херсонский
2007