Лес на бегу выстраивается в ряд,
будто и нет земляники, цветов, историй,
кроме дороги к бабушке. Капюшон —
он вроде шор, и в створе его лишён
всякого смысла помысел о просторе,
пряном от хвои воздухе, валуне
возле тропинки, майском густом вине —
вот остановишься, сядешь на тёплый камень,
будто ни фабулы нет, ни творца за ней,
пить со звериной серой тоской — зане
есть пирожки, закусывать пирожками.
Волей на время паузы обратив
правильный прагматический нарратив, —
то-то, майн либе энгель, школярский выверт! —
что-то от автора шепчет: сиди, иди,
сколько ни виться тропке, финал один,
инварианты всяко включить не выйдет.
Солнце на темени, птичья латынь с куста,
кровь колобродит, корзина твоя пуста,
что ты несёшь, подумай? — А ты послушай,
умер ты, жив, Перро или братья Гримм,
если мы в никуда с тобой говорим,
то для чего тебе эти большие уши?
Да, я — фигляр, я — постмодернист дурной,
за персонажей выпил бы ты со мной:
магов, варящих зелья с драконьей кровью,
всадников, героических торопыг...
Девочка не сворачивает с тропы —
просто тропа петляет. Твоё здоровье.
Екатерина Ракитина
"Red Writing Hood"
2009
Комментариев нет:
Отправить комментарий