На площадях прозрачные круги,
Где время, лёгшее послушно вдоль дуги,
Рассечено бегущими лучами.
На дне глубоком праздничных витрин
На розовых руках сияющие ларцы,
В которых Хронос - древний исполин -
Дражайшей змейкою сумел лукаво сжаться...
О, сонмы башенных, стенных, ручных часов -
Искусного ума бессмертные творенья,
Услышу ли когда шум ваших голосов
И поступь мерную?.. Журчанье вечных строф
Волшебного стихотворенья,
Услышу ли когда я ваш отрадный зов?!
Когда в мою нору, подобно землеройке,
Ночь снова вроется и страх велит лечь спать,
И я лежу, лежу, закрыв глаза на койке,
Часы, мне кажется, вдруг убегают вспять.
Иль, может быть, стоят? Иль громоздятся грудой?
Но им окончен счёт! И времени река,
Смывая памяти крутые берега,
Вдруг разливается огромною запрудой...
И в чёрном озере всё вмиг погребено,
Мир сгинул - шелеста змеиного бесследной.
И камнем хочется мне кинуться на дно,
Чтоб время вновь найти, хотя бы в миг последний!
Башин-Джагян
1939
Ленинград
1 комментарий:
"В эти предутренние часы я услышал незнакомые стихи, врезавшиеся в память намертво, на всю жизнь... Настолько они были созвучны настроению той прощальной ночи в "Крестах".
Прекрасные стихи об узнике, потерявшем ощущение времени, о жажде жизни, о тщетности надежд...
Стихи поразили меня. Услышав однажды, я запомнил их слово в слово на всю жизнь. <...>
С автором я знаком не был. Никогда в жизни его не видел, хотя он и находился всю ночь в нескольких метрах за моей спиной (повернуться физически было невозможно). Рано утром шустрые "воронки" вмиг растащили всех нас в разные стороны.
Фамилия автора Башин-Джагян. Он учёный. Языковед. Один из сподвижников академика Марра. Профессиональным поэтом себя никогда не считал, хотя и печатался в журнале "Нива", ещё в дооктябрьские времена.
Это всё, что мне известно об этом незаурядном человеке - поэте и учёном.
В чём он обвинялся, сколько лет срока получил, отбыл ли его и какова его дальнейшая судьба, мне неизвестно. Больше я о нём ничего не слышал.
Иллюзии, что он жив, не питаю. Башин-Джагян был значительно старше меня. Я в 1915 году только родился, а он уже печатался в "Ниве" как поэт.
Пятьдесят с лишним лет я ждал и надеялся, что имя его так или иначе мне встретится. Откликнется же кто-нибудь из сорока человек, кто августовской ночью Тридцать Девятого в вонючей камере ленинградских "Крестов" вместе со мной был слушателем прекрасного концерта! Не все же погибли в заключении? Наверняка кто-то дожил до наших дней!
Я понимаю - не все интересуются поэзией... Для многих она сложна, утомительна, непонятна... Многие к ней просто равнодушны. Были в камере и такие... Но были и Другие - интеллигенция! Люди, близкие литературе, искусству, люди науки, педагоги. Неужели ночь не оставила в их душах никакого следа? Вряд ли. Тут другое... Я был одним из самых молодых в камере, а сейчас мне уже за восемьдесят! Так что нет ничего удивительного, что никто за эти годы не откликнулся какой-либо весточкой.
<...>
Я решил не испытывать судьбу, не ждать, когда обо мне начнут говорить "долгожитель", а выполнить свой человеческий долг. Пока я здоров, пока стихи Башин-Джагяна в памяти, я передаю их как эстафету читателям. Те из них, кому эти стихи придутся по душе, пустят их как почтового голубя дальше, в жизнь! И если этим запискам суждено быть опубликованными, я сочту свою нравственную миссию в отношении поэта выполненной.
Стихи не должны умирать!"
Георгий Жженов (1915-2005), из книги "Саночки: рассказы и повесть".М., 1997.
Отправить комментарий