я их любил но всех сильней тебя

источницу системных неполадок
испытывал терпение тепла
поправ термодинамики порядок

проснувшись льдом из цельного куска
температуру чувствуешь иначе
в системе где из прошлых звезд близка
слепая к правилам теплоотдачи

на всех у кельвина от силы пять
в канун разлуки градусов под старость
пространству в заморозки умирать
не жалко зная что звезда осталась

чем дальше след в окраинную тьму
тем ярче в ночь ее режим рабочий
и поворот всем перечнем к нему
вчерашних очагов и средоточий

там впаянная в невозможный газ
вообразима пепельная птица
которой выпало в последний раз
увидеть с чем ей предстоит проститься

Алексей Цветков
2011

Jednom kapetanu

na Okeanu
ukrao talas lulu.
Obišao je mora sva
i pitao mnoge lađe
gde da ji nađe.
On sam lađom plovi,
napustili su ga mornari njegovi.
O njemu priča ceo mornarski rod
da je to neki fantom-brod
koji luta s tovarom blaga.
U stravi,
to kapetan stari
za lulom svojom traga.

Dragan Lukić
"KAPETANOVA LULA"
1980s

Моя любовь к тебе сейчас - слоненок,

Родившийся в Берлине иль Париже
И топающий ватными ступнями
По комнатам хозяина зверинца.

Не предлагай ему французских булок,
Не предлагай ему кочней капустных -
Он может съесть лишь дольку мандарина,
Кусочек сахару или конфету.

Не плачь, о нежная, что в тесной клетке
Он сделается посмеяньем черни,
Чтоб в нос ему пускали дым сигары
Приказчики под хохот мидинеток.

Не думай, милая, что день настанет,
Когда, взбесившись, разорвет он цепи
И побежит по улицам, и будет,
Как автобус, давить людей вопящих.

Нет, пусть тебе приснится он под утро
В парче и меди, в страусовых перьях,
Как тот, Великолепный, что когда-то
Нес к трепетному Риму Ганнибала.

Николай Гумилев
1921

С точки зрения русского путешественника, если уж приезжать

в чужую страну, так на танке, принуждая хозяев бежать
по зеленым холмам врассыпную,
к соседям, в страну иную,
оставляя скарб на земле:
готические соборы
и серебряные приборы
на резном дубовом столе.

Там на блюде лежит, не успев остыть, жареный дикий кабан.
Путешественник дает ему в пятак шелобан,
и кабан поджимает копытца,
и ненависть накопиться
успевает в брюхе, фаршированном трюфелями,
и наша песня вьется над выжженными полями,
пока победитель наполняет хрустальный стакан
неизвестным напитком - шнапсом или абсентом,
и счет ведет не копейкам, а евроцентам,
какой ни есть, мелкий, а чистоган.

Туризм без войны и торговли - дрянь. Экскурсовод
бодро ведет группу к истокам летейских вод.
Ладья Харона плывет по речке,
в ладье - печка, Емеля на печке,
все скулит, волшебную мамку щуку зовет.
Но щуки рыбы летейские зубасты не в меру,
бесполезно их обращать в русскую веру,
не поплывут у желаний наших на поводу,
не повелят воздвигнуться царским палатам,
не помогут бедняге разжиться коньком горбатым,
не составят компанию Данту в его аду.

С точки зрения русского путешественника все равно
вернется царь, будет править как встарь, веретено
будет вертеться-крутиться в светлице,
будет капля крови на пальце невинной девицы,
добрая фея придет, и все погрузится в сон -
и холмы Тосканы, и золото Рейна, и Парижское чрево.
Только дьякон не спит, все поет "Богородице, Дево!",
а выходит некрасовский, песней зовущийся стон.

Борис Херсонский
2011