Маг, астроном, разумеется, еретик,

пригретый временно при дворе,
поскольку шум вокруг его имени поутих,
а человек полезный. Тепло в декабре.

Вода в лагуне плещется. Нарядный собор, куда
ему дорога заказана, сияет под синевой
опустошенного неба, где не сыщешь следа
облака, ангела, в котором теряется твой

одинокий голос. Враждебный квадрат
огромной площади, по которой идут
нарядные дамы в синем, едут всадники в ряд
в красных камзолах и черных накидках. Тут

все одеваются так. Толпа пестра.
От добра не ищут добра. Не убежишь. Исход
ясен - ему не избежать костра.
Но это не завтра. Когда-нибудь, через год.

Борис Херсонский
Венеция, декабрь 2008

Две женщины, имен которых упоминать нельзя,

и это взаимно. Тому, кто стоит между ними
за шестьдесят. Выглядит плохо. Друзья
общие. Нет-нет, а запретное имя

сорвется с чьего-нибудь языка,
лицо женщины на мгновение каменеет,
а у мужчины задергается щека –
нервный тик. Никто не умеет

скрывать свои чувства. Только держать
под контролем, и то не всегда, и, все же,
это длится годами. Не будем опережать
события: все, что случится, случится позже.

Все, что случится – случится позже, случится зря.
А пока все прогуливаются, рассматривая скульптуры
четвероногих, крылатых и всадников у Алтаря
Отечества, громоздкого, как предчувствие диктатуры.

Отец Народа в летах и в латах, он твердо сидит в седле.
Массивный конь над головами вздымает ногу.

Конечно, радости мало. Благо, есть на земле
люди еще несчастнее. Все уладится понемногу.

Борис Херсонский
2009